Далеко не все директора дореволюционных гимназий и училищ были подобны Рыбьему Глазу из «Кондуита и Швамбрании» и Прокоповичу из «Старой крепости».
Самые светлые воспоминания сохранились у бывших учеников Екатеринославского реального училища о своем директоре Яржембковском Стахие Францевиче. Когда он оставил службу и ушел на пенсию земское собрание города единогласно выразило ему благодарность за науку и сожаление по поводу оставления службы. «Пребывания господина Яржембковского в должности директора было светлым явлением в жизни училища; этот период можно было бы назвать господством «диктатуры сердца»
Вот что писал о своем директоре, в 1903 году, на момент ухода того на пенсию, сотрудник газеты «Вестник Юга», некий господин Лео, описывая случаи своей учебы, когда Яржембковский был еще инспектором. Классный наставник обращает внимание на неряшливый вид Петрова. Вызывает на середину класса и говорит:
- Полюбуйтесь! Красавец какой… Чтобы ты не смел являться в училище в таком виде. Тут не лабаз.
Ему и в голову не приходило, что у Петрова дома, может быть, семья уже третий день без корки хлеба сидит.
Стахий Францевич остановил в коридоре Петрова:
- Пошли ко мне твоего отца. Завтра пусть в двенадцать часов зайдет.
И через три дня Петров уже в новой куртке щеголял.
- Ты чего, чучело, без ранца ходишь? – останавливает инспектор Федулкина
- Нет ранца… Не можем купить…
- Так бы давно сказал. Зайдешь вечером ко мне.
И на завтра на спине Федулкина новый ранец.
- Ландсберг! – раздается по коридору крик инспектора. Ландсберг бежит с другого конца на голос.
- Сколько раз я тебе говорил, чтоб ты снял волосы? Нельзя же так. Посажу тебя в карцер, золото самоварное, будешь знать.
- Забыл, Стахий Францевич…
- Вот я тебе напомню. Не знаешь отчего Фомин в училище не ходит?
- Фомин болен, Стахий Францевич.
Натягивает после уроков Яржембковский свою шубу и идет проведывать больного.
Мы, питомцы старой школы, заключает г. Лео, не можем до сих пор простить некоторым нашим мучителям, но умеем хранить и беречь память о тех, кто в гнетущем мраке юности, был для нас лучом света.
